– Дорогой?.. – Она улыбнулась и шагнула в комнату, заполненную сгустившимися сумерками. – Ты где?..

Из-за ширмы, закрывавшей один из углов, навстречу ей шагнул высокий темноволосый мужчина, и почти в ту же секунду Эдна оказалась в его объятиях.

– Все! – В ее голосе появилась хрипотца, добавившая ему глубины и обертонов, почти завораживающих. – Больше они сюда точно не придут... Клянусь, нет!..

– Эдна... – пробормотал мужчина, прижимая к себе жену так крепко, что она едва не вскрикнула от боли. – Эдна... Что бы я делал без тебя?..

– Погоди, я совсем забыла тебе сказать... Точнее, не успела, принесло этого опера... – Она слегка отстранилась от мужа. – Твои документы будут готовы завтра, а через два дня у гражданина Германии герра Эрика Шуберта кончается проставленная в них виза... А это значит, дорогой, что послезавтра ты отбываешь «на родину»...

– Как мальчики? – Он снова прижал к себе жену слишком крепко, но она даже не поморщилась.

– Очень хорошо, не волнуйся, мама с папой, как обычно, кудахчут вокруг них, словно наседки. Потерпи, родной, конечно, ты не увидишь их довольно долго, зато потом...

...Чего еще точно не знал Олег Гнедич, отправляясь к Эдне Дитриховне, так это того, что вплоть до последнего времени она являлась ведущей актрисой одного из театров российской столицы.

11

Инна Борисовна Юркова, пухленькая женщина, выглядевшая старше своих сорока лет, нервно ходила по супружеской спальне, путаясь в полах длинного атласного халата. Большие напольные часы, на которые она посматривала все чаще, свидетельствовали, что время движется к половине одиннадцатого вечера... Где же, черт возьми, Костя?!. В то, что муж задерживается на работе из-за обилия дел на его фирме, она решительно не верила.

В юности, когда они с ее будущим супругом волей обстоятельств поступили на один и тот же экономический факультет института рыбной промышленности, Инна Борисовна была хрупкой, очаровательной брюнеточкой с неожиданно синими глазами, похожей на шаловливого котенка. В общем-то, никто и не удивился, что именно на ней остановил свой выбор самый красивый парень курса Костя Юрков – высокий блондин арийского типа. Несмотря на то что в столицу он приехал из какой-то глубокой провинции, женитьба на москвичке не была для Юркова проблемой, он мог выбрать любую девушку из своих многочисленных поклонниц. И – выбрал.

Поженились они на третьем курсе, и родители Инны, обожавшие свою единственную дочь, а поэтому и принявшие беспрекословно провинциального зятя, почти сразу купили молодым кооперативную квартиру – небольшую, но очень уютную и расположенную к тому же не так уж далеко и от Центра, и от их собственного жилища.

Лидочку Инна Борисовна родила на четвертом курсе, перед самой сессией, и на этом ее учеба завершилась. А жизнь переменилась, увы, далеко не в лучшую сторону – несмотря на то что и она, и Костя особенно, девочку просто обожали, не говоря о счастливых бабушке с дедом.

Дело в том, что роды повлияли на внешность хрупкой Инночки самым роковым образом... От прежнего «котеночного» и воздушного облика не осталось и следа, а ее существование превратилось в длительную, тяжелую и практически бесполезную борьбу с лишним весом... Но не это было самым страшным: потеряв очарование юности, Инна боялась вслед за ним потерять и своего Костю, которого по-прежнему обожала. С этого момента и отравляла она поначалу исключительно собственную жизнь, а потом и жизнь Константина Романовича отчаянной, не принимавшей никаких разумных аргументов ревностью...

Умом Инна понимала, что муж достаточно сильно любит, можно сказать, даже обожает дочь, а потому из семьи никуда не денется. Но отчего-то эта мысль ее не только не успокаивала, а, напротив, добавляла отчаяния. То, что Константин живет с ней только ради Лидочки, казалось Инне Борисовне ужасным, непереносимым унижением. Конечно, любить девочку она от этого не перестала. Просто дочь словно отошла для нее на задний план. А мысли о Костиных изменах – то ли реальных, то ли мифических, – дополненные богатым воображением Инны Борисовны, стали в ее жизни основными, занимавшими несчастную женщину с утра до вечера.

Большая стрелка часов дрогнула и переместилась еще на одну минуту, и в этот момент Инна услышала, как внизу, под окнами, а следовательно, возле их подъезда взвизгнула тормозами машина. Она бросилась к окну и, глянув сквозь стекло на залитый желтым светом фонарей асфальт, перевела дыхание: наконец-то!..

Дверца темно-зеленого Костиного «опеля» неторопливо открылась, и Константин Романович Юрков выбрался из салона. Бросив несколько слов своему водителю, он, как показалось Инне, нехотя направился к подъезду.

Вот на нем время, к глубокому огорчению Инны Борисовны, почти не отразилось: все так же хорош, высок, спортивен... Черт побери!..

Торопливым шагом она направилась на кухню – пусть не думает, что жена вся извелась, поджидая неверного супруга... Инна догадывалась, что этот ход вряд ли обманет Костю, тем не менее, едва в прихожей хлопнула дверь, она постаралась придать своему лицу самое что ни на есть невинное выражение, вначале громыхнула пустой кастрюлей, и лишь затем, сдерживая шаг, двинулась навстречу мужу.

– Ты, Костик?.. Ой, а сколько времени?..

Константин Романович хмуро посмотрел на жену и, слегка пожав плечами, начал снимать пальто. Все ее приемчики такого рода, направленные на то, чтобы выяснить, где он провел вечер, а затем, не поверив ни единому его слову, в конце концов довести-таки дело до очередной ссоры, были ему хорошо известны...

– Ужинать будешь? – Инна все еще говорила фальшиво-сладким голосом.

Есть Константину Романовичу совершенно не хотелось. Но попробуй скажи ей об этом, и немедленно решит, что сегодняшний вечер он провел в ресторане с любовницей...

– Буду, – подавив вздох, произнес Юрков и направился в сторону ванной. – Только руки помою...

– Сегодня у нас рыбка, запекла, как ты любишь!.. – защебетала Инна Борисовна, бросаясь обратно на кухню. Девичий щебет его пухлой и старообразой супруге совсем не шел.

– А где Лида? – поинтересовался он несколько минут спустя, усаживаясь за стол и с отвращением оглядывая тарелку, наполненную едой. – Она что – уже поела?

– Нет, – спохватилась Инна Борисовна. – Сейчас я ее позову... Лидочка, к столу!..

Ответом ей была тишина: из комнаты дочери не донеслось ни звука.

– Вот ведь вредная девчонка, – Инна покачала головой и со вздохом поднялась со стула, на который только что присела напротив мужа. – Поговорил бы ты с ней, Костенька, в последнее время она стала такой замкнутой...

Инна Борисовна внезапно замолчала, стоя перед дверью дочери, потом, нахмурившись, нерешительно постучалась и, не получив ответа, открыла дверь... Комната была пуста.

Растеряно повернувшись к мужу, который наблюдал за ней, сидя за кухонным столом, поскольку с его места комната Лидии отлично просматривалась, Инна изумленно пожала плечами:

– Ее нет...

– Как это – нет? – резко поинтересовался он.

– Обыкновенно... Я же говорила, она в последнее время что хочет, то и вытворяет! Ушла, не сказав мне ни слова, видишь?.. Я даже не слышала, когда...

– Очень плохо, что не слышала! – Константин Романович посмотрел на жену почти с ненавистью. – Кто из нас сидит дома, ты или я?!. И разве дочь не должна быть ближе к матери, чем к отцу, доверять ей, черт побери?.. Особенно если единственная задача матери – ее воспитание от пеленок до... Где она может быть?!

– Не знаю... – На глаза Инны Борисовны навернулись слезы. – Не кричи на меня... Я мать, а ты, между прочим, отец! И мог бы знать, что нынешняя молодежь родителей вообще ни во что не ставит!..

Константин Романович бросил на стол вилку, поднялся из-за стола и, окинув жену полным презрения взглядом, скрылся в своем кабинете, не проронив больше ни звука.

Инна Борисовна посмотрела ему вслед, потом на нетронутую тарелку с рыбой и, присев к столу, расплакалась.