То, что, выслушав о неприятности, постигшей Марусина, тут же «от души» предложил помочь с хорошим адвокатом, тоже присутствующим на банкете, Непотопляемого насторожило сразу: просто так Женя Каток никаких благодеяний никому и никогда не оказывал... Однако и отказаться было нельзя. В конце концов, максимум, который может истребовать потом с него Каток, – таможенные услуги известного рода, так почему бы и нет?.. Однако таможня – таможней, но, как выяснилось вчера вечером, у Евгения Адамовича был к нему и другой интерес...

Конечно, связываться с наркотой – последнее дело. С одной стороны... С другой стороны, если Катальников надумал менять партнеров по таможенным делам, от одной мысли о возможных доходах для «Казимовской» у Непотопляемого обмирала душа... А других причин для Женькиной «доброты» что-то не просматривалось. В конце концов, кто не рискует – тот, как известно, не пьет «Вдову Клико», да и риск, если учесть Женькины связи, даже его, Кругликова, пожалуй, превосходящие...

Словом, минут через двадцать после того как Каток познакомил его с Шахминым и Виталий Егорович коротко изложил тому ситуацию с Марусиным и Арциховским, адвокат покинул банкет и отправился в Лефортово.

И вот теперь – такая, прямо скажем, неприятная история, поставившая стараниями Боба его, Непотопляемого, в весьма двусмысленное положение: переговоры с Катком о партнерстве, которые Виталий Егорович вычислил еще тогда, на банкете, только-только начались.

Даже Ахмеда он еще не успел об этом проинформировать... Точнее, не решил окончательно, информировать ли Митарова вообще. А вдруг на сей раз у того и впрямь что-то не заладилось с новым начальством?.. Если так – партнерство, читай, связи Катка становятся и вовсе бесценными для Кругликова...

Боб, уже едва ли не по третьему кругу пересказывавший свои проблемы и приключения, видимо, сообразил, что повторяется, и наконец заткнулся на полуслове, уставившись на Виталия Егоровича вопросительно. Тот вздохнул, выдерживая паузу, и разлил еще по одной порции водки.

– И что же ты, уважаемый Борис Николаевич, хочешь от меня? – поинтересовался он сухо. И сам же ответил на свой вопрос: – Чтобы я тебе помог сделать ноги сразу ото всех – и от дружка Катка, и от наших многоуважаемых правоохранителей?

– Виталий, это вопрос двух, от силы трех дней, – возразил немного успокоившийся Шахмин. – В сущности, единственное, что мне нужно, надежное укрытие на пару дней... Чтобы связаться с определенными людьми... Зарубежный паспорт у меня с собой... Вообще, все необходимое при мне.

– И как же ты предполагаешь расплачиваться? – усмехнулся Кругликов. – Учти, твои гроши мне и на хрен не нужны.

Адвокат поморщился, но смолчал – вполне возможно, что для Виталия Егоровича сумма, имеющаяся на зарубежных номерных счетах Шахмина, действительно гроши.

– А Марусина моего, надо понимать, – продолжил Непотопляемый, – ты вынужден бросить на произвол судьбы?..

– Я бы так не сказал! – поспешно ответил Шахмин, ожидавший этого вопроса. – Во-первых, вся линия его поведения уже отработана до мелочей... На случай, если у тебя самого что-то сорвется. Во-вторых, не думаю, что ты забыл насчет Познеева... Если бы не я...

Он ненадолго примолк под тяжелым взглядом Непотопляемого и поспешно закончил:

– Наконец, как ты знаешь, моя линия защиты за все годы практики ни разу не дала сбоя! И я готов встретиться с твоим адвокатом, все ему растолковать... Я слышал, что он у тебя тоже совсем неплох!

Шахмин замолчал и снова зябко поежился под взглядом Кругликова. Следующего его вопроса он, надо сказать, не ожидал. Да и то сказать: задал его Непотопляемый из чистого любопытства.

– На хрена ты девку-то поспешил замочить?.. Или, наоборот, запоздал?..

– Я не... – начал было адвокат, но, наткнувшись на скептическую ухмылку Виталия Егоровича, махнул рукой. – Это все Башкир, сукин сын... Его рук дело... Допек меня, сволочуга, чуть не под стволом заставил девчонку из дома выманить... Поклялся, мол, все обделает так, что комар носа не подточит! А имел в виду всего лишь, что стрелять, как обычно, не станет... Я до него еще доберусь, гада, все из-за него...

– Не доберешься, – теперь уже откровенно фыркнул Непотопляемый. – Не доберешься, поскольку и без тебя с вашим снайпером успели разобраться...

Шахмин замер, испуганно уставившись на хозяина дома.

– Так-то вот, господин Шахмин! – поставил точку в их несколько затянувшейся беседе Непотопляемый, успевший к тому моменту принять решение. – Ладно, на пару деньков я тебя пригрею. А там – видно будет... А сейчас дуй в ванную, потом тебя проводят в отведенный апартамент... Поздно уже! Это ты у нас интеллигент свободной профессии, так сказать. А я – человек служивый, мне завтра с утречка пораньше подниматься...

Спустя десять минут Непотопляемый действительно входил в их с Тусиком супружескую спальню.

Подойдя к широкой кровати, застеленной роскошным, отделанным кружевом ручной работы, бельем, он с минуту задумчиво разглядывал юное личико уже крепко спящей супруги. Во сне Тусик выглядела по-младенчески невинной... Затем, развернувшись, Виталий Егорович проследовал в свой кабинет, находившийся через одну комнату от спальни, и, несмотря на поздний час, набрал хорошо известный ему номер: все, кто более-менее близко знали Евгения Адамовича Катальникова. были в курсе и того, что ранее трех утра спать тот не ложится никогда...

Несмотря на то что Коля Мишин, единственный свидетель гибели Познеева, когда ему была в свое время предъявлена фотография Башкира, решительно заявил, что «видит эту харю» впервые, Померанцев продолжал разрабатывать версию Иванова и поехал в Шереметьево, на место гибели киллера, сам.

Не то чтобы он не доверял помчавшемуся туда Аркаше Лайнеру, просто темперамент Валерия не позволял ему оставаться в стороне от подобных событий. И, как выяснилось, сделал он это совсем не зря: именно опрашиваемый им свидетель дал, несомненно, самые ценные показания.

Молодой бизнесмен Зинкевич Алексей Тимурович не был человеком, обнаружившим труп Башкира: сделал это следующий вошедший за ним в туалет человек, которого допрашивал в данный момент Лайнер. Однако сам предложивший себя в качестве свидетеля Зинкевич оказался куда полезнее следствию, чем опрашиваемый и пребывающий в шоке от своей находки мужик, и уж тем более полезнее рыдавших навзрыд двоих женщин: дежурной и кассирши, продававшей талоны в туалет. Эти, занятые, как выяснилось, какой-то животрепещущей беседой, на посетителей и вовсе никакого внимания не обратили, хотя в столь ранний час было их не так уж много...

Что касается Алексея Тимуровича, подошел он именно к Померанцеву и, смущенно помявшись, сообщил, что, возможно, ему есть что сказать.

– Понимаете, – пояснил он, – когда этого господина нашли, я даже не успел далеко отойти... Стоял рядом с туалетом, искал по карманам, куда это я засунул загранпаспорт... Ну, после досмотра багажа. А тут – такое... Женщины крик подняли, ну и все остальное...

– И что же?

– Понимаете, – снова, словно оправдываясь, засмущался предприниматель, – я тут услышал, что его, мол, только что... того... Ну и вспомнил, что, когда входил в туалет, столкнулся в дверях с мужиком... Нетипичным таким...

– Что значит – нетипичным? – насторожился Валерий, успевший занять один из столов в маленькой комнатушке милицейского поста и автоматически кивнувший Зинкевичу на стул.

– Я имею в виду одежду, – пояснил тот. – Ну... слишком простую, однако не служебную: куртка какая-то дешевая, темная и совсем уж потрепанный кепарик... Он его на глаза надвинул, но, когда мы столкнулись, этот его нелепый головной убор почти слетел... Он, знаете ли, как-то странно спешил...

Куртка... «кепарик»... Что-то в этих словах показалось Валерию знакомым.

– Вы его запомнили?

Алексей Тимурович молча кивнул и, поколебавшись, добавил:

– Если у вас есть бумага и карандаш... Я... У меня сейчас маленькая дизайнерская фирма, но вообще-то я художник... Точнее, рисовальщик... Был когда-то.